Неточные совпадения
Левин подошел к столу, заплатил проигранные им на тузы сорок рублей, заплатил каким-то таинственным образом известные старичку-лакею, стоявшему у притолоки, расходы
по клубу и, особенно размахивая руками,
пошел по всем
залам к выходу.
— Господи! — и, тяжело вздохнув, губернский предводитель, устало шмыгая в своих белых панталонах, опустив голову,
пошел по средине
залы к большому столу.
Мы не успели рассмотреть его хорошенько. Он
пошел вперед, и мы за ним.
По анфиладе рассажено было менее чиновников, нежели в первый раз. Мы толпой вошли в приемную
залу.
По этим мирным галереям не раздавалось, может быть, никогда такого шума и движения. Здесь, в белых бумажных чулках, скользили доселе, точно тени, незаметно от самих себя, японские чиновники, пробираясь иногда ползком; а теперь вот уже в другой раз раздаются такие крепкие шаги!
Мы
пошли по комнатам: с одной стороны заклеенная вместо стекол бумагой оконная рама доходила до полу, с другой — подвижные бумажные, разрисованные, и весьма недурно, или сделанные из позолоченной и посеребренной бумаги ширмы, так что не узнаешь, одна ли это огромная
зала или несколько комнат.
Зала, как и все прочие комнаты, устлана была до того мягкими циновками, что
идешь, как
по тюфяку.
По мере того как мы
шли через ворота, двором и
по лестнице, из дома все сильнее и чаще раздавался стук как будто множества молотков. Мы прошли несколько сеней, заваленных кипами табаку, пустыми ящиками, обрезками табачных листьев и т. п. Потом поднялись вверх и вошли в длинную
залу с таким же жиденьким потолком, как везде, поддерживаемым рядом деревянных столбов.
Когда судебный пристав с боковой походкой пригласил опять присяжных в
залу заседания, Нехлюдов почувствовал страх, как будто не он
шел судить, но его вели в суд. В глубине души он чувствовал уже, что он негодяй, которому должно быть совестно смотреть в глаза людям, а между тем он
по привычке с обычными, самоуверенными движениями, вошел на возвышение и сел на свое место, вторым после старшины, заложив ногу на ногу и играя pince-nez.
Мне, например, и еще двум лицам в этой
зале совершенно случайно стал известен, еще неделю назад, один факт, именно, что Иван Федорович Карамазов
посылал в губернский город для размена два пятипроцентные билета
по пяти тысяч каждый, всего, стало быть, на десять тысяч.
Расхаживая тяжелыми шагами взад и вперед
по зале, он взглянул нечаянно в окно и увидел у ворот остановившуюся тройку; маленький человек в кожаном картузе и фризовой шинели вышел из телеги и
пошел во флигель к приказчику; Троекуров узнал заседателя Шабашкина и велел его позвать. Через минуту Шабашкин уже стоял перед Кирилом Петровичем, отвешивая поклон за поклоном и с благоговением ожидая его приказаний.
Сенатор, проходя
по зале, встретил компаньонку. «Прошу не забываться!» — закричал он на нее, грозя пальцем. Она, рыдая,
пошла в спальню, где княгиня уже лежала в постели и четыре горничные терли ей руки и ноги, мочили виски уксусом и капали гофманские капли на сахар.
Для какого-то непонятного контроля и порядка он приказывал всем сосланным на житье в Пермь являться к себе в десять часов утра
по субботам. Он выходил с трубкой и с листом, поверял, все ли налицо, а если кого не было,
посылал квартального узнавать о причине, ничего почти ни с кем не говорил и отпускал. Таким образом, я в его
зале перезнакомился со всеми поляками, с которыми он предупреждал, чтоб я не был знаком.
Струнников начинает расхаживать взад и вперед
по анфиладе комнат. Он заложил руки назад; халат распахнулся и раскрыл нижнее белье. Ходит он и ни о чем не думает. Пропоет «Спаси, Господи, люди Твоя», потом «
Слава Отцу», потом вспомнит, как протодьякон в Успенском соборе, в Москве, многолетие возглашает, оттопырит губы и старается подражать.
По временам заглянет в зеркало, увидит: вылитый мопс! Проходя
по зале, посмотрит на часы и обругает стрелку.
Передо мной счет трактира Тестова в тридцать шесть рублей с погашенной маркой и распиской в получении денег и подписями: «В. Долматов и О. Григорович». Число — 25 мая. Год не поставлен, но, кажется, 1897-й или 1898-й. Проездом из Петербурга зашли ко мне мой старый товарищ
по сцене В. П. Долматов и его друг О. П. Григорович, известный инженер, москвич. Мы
пошли к Тестову пообедать по-московски. В левой
зале нас встречает патриарх половых, справивший сорокалетний юбилей, Кузьма Павлович.
Лиза отвечала ему вскользь и
пошла из
залы наверх. Лаврецкий вернулся в гостиную и приблизился к игорному столу. Марфа Тимофеевна, распустив ленты чепца и покраснев, начала ему жаловаться на своего партнера Гедеоновского, который,
по ее словам, ступить не умел.
Вставали мы
по звонку в шесть часов. Одевались,
шли на молитву в
залу. Утреннюю и вечернюю молитвы читали мы вслух
по очереди.
Розанова и Райнера встретил высокий смуглый лакей в сером казинетовом сюртуке не
по сезону и в белых бумажных перчатках. Он не
пошел о них докладывать, а только отворил им двери в
залу.
Вечером того дня, когда труп Жени увезли в анатомический театр, в час, когда ни один даже случайный гость еще не появлялся на Ямской улице, все девушки,
по настоянию Эммы Эдуардовны, собрались в
зале. Никто из них не осмелился роптать на то, что в этот тяжелый день их, еще не оправившихся от впечатлений ужасной Женькиной смерти заставят одеться,
по обыкновению, в дико-праздничные наряды и
идти в ярко освещенную
залу, чтобы танцевать петь и заманивать своим обнаженным телом похотливых мужчин.
Всякий день ей готовы наряды новые богатые и убранства такие, что цены им нет, ни в сказке сказать, ни пером написать; всякой день угощенья и веселья новые, отменные; катанье, гулянье с музыкою на колесницах без коней и упряжи,
по темным лесам; а те леса перед ней расступалися и дорогу давали ей широкую, широкую и гладкую, и стала она рукодельями заниматися, рукодельями девичьими, вышивать ширинки серебром и золотом и низать бахромы частым жемчугом, стала
посылать подарки батюшке родимому, а и самую богатую ширинку подарила своему хозяину ласковому, а и тому лесному зверю, чуду морскому; а и стала она день ото дня чаще ходить в
залу беломраморную, говорить речи ласковые своему хозяину милостивому и читать на стене его ответы и приветы словесами огненными.
Когда все было готово и все
пошли прощаться с покойником, то в
зале поднялся вой, громко раздававшийся
по всему дому; я чувствовал сильное волнение, но уже не от страха, а от темного понимания важности события, жалости к бедному дедушке и грусти, что я никогда его не увижу.
— Знаю я, куда она ладит, — да, знаю я! — говорил он,
идя и пошатываясь
по зале.
В это время они подошли к квартире Вихрова и стали взбираться
по довольно красивой лестнице. В
зале они увидели парадно накрытый обеденный стол, а у стены — другой столик, с прихотливой закуской. Салов осмотрел все это сейчас же орлиным взглядом. Павел встретил их с немножко бледным лицом, в домашнем щеголеватом сюртуке, с небрежно завязанным галстуком и с волосами, зачесанными назад; все это к нему очень
шло.
В
зале он увидел, что
по трем ее стенам стояли, а где и сидели господа во фраках, в белых галстуках и все почти в звездах, а около четвертой, задней стены ее
шел буфет с фруктами, оршадом, лимонадом, шампанским; около этого буфета, так же, как и у всех дверей, стояли ливрейные лакеи в чулках и башмаках.
— Он так слаб, что уж и не выходит из своей комнаты, — отвечала она. — Вот так, одна-одинехонька и выхожу замуж, — прибавила она, и Вихров заметил, что у нее при этом как будто бы навернулись слезы. В это время они
шли уже вдвоем
по зале.
Вдоль стен
по обеим сторонам
залы идут мраморные колонны, увенчанные завитыми капителями. Первая пара колонн служит прекрасным основанием для площадки с перилами. Это хоры, где теперь расположился известнейший в Москве бальный оркестр Рябова: черные фраки, белые пластроны, огромные пушистые шевелюры. Дружно ходят вверх и вниз смычки. Оттуда бегут, смеясь, звуки резвого, возбуждающего марша.
Переход из
зала в столовую
шел по довольно узкому коридору.
Александров
идет в лазарет
по длинным, столь давно знакомым рекреационным
залам; их полы только что натерты и знакомо пахнут мастикой, желтым воском и крепким, терпким, но все-таки приятным потом полотеров. Никакие внешние впечатления не действуют на Александрова с такой силой и так тесно не соединяются в его памяти с местами и событиями, как запахи. С нынешнего дня и до конца жизни память о корпусе и запах мастики останутся для него неразрывными.
Слава юнкера, ставшего писателем, молниями бежала
по всем
залам, коридорам, помещениям и закоулкам училища. Спрос на номер «Вечерних досугов» был колоссальный.
Не прошло и полминуты, как зоркие глаза Александрова успели схватить все эти впечатления и закрепить их в памяти. Уже юнкера первой роты с Бауманом впереди спустились со ступенек и
шли по блестящему паркету длинной
залы, невольно подчиняясь темпу увлекательного марша.
Слова швейцара князь вас ждет ободрили Крапчика, и он
по лестнице
пошел совершенно смело. Из
залы со стенами, сделанными под розовый мрамор, и с лепным потолком Петр Григорьич направо увидал еще большую комнату, вероятно, гостиную, зеленого цвета и со множеством семейных портретов, а налево — комнату серую, на которую стоявший в
зале ливрейный лакей в штиблетах и указал Крапчику, проговорив...
Прибыв в губернский город, он первое, что
послал за приходскими священниками с просьбою служить должные панихиды
по покойнике, потом строго разбранил старших из прислуги, почему они прежде этого не сделали, велев им вместе с тем безвыходно торчать в
зале и молиться за упокой души барина.
Это они говорили, уже переходя из столовой в гостиную, в которой стоял самый покойный и манящий к себе турецкий диван, на каковой хозяйка и гость опустились, или, точнее сказать, полуприлегли, и камер-юнкер обнял было тучный стан Екатерины Петровны, чтобы приблизить к себе ее набеленное лицо и напечатлеть на нем поцелуй, но Екатерина Петровна, услыхав в это мгновение какой-то шум в
зале, поспешила отстраниться от своего собеседника и даже пересесть на другой диван, а камер-юнкер, думая, что это сам Тулузов
идет, побледнел и в струнку вытянулся на диване; но вошел пока еще только лакей и доложил Екатерине Петровне, что какой-то молодой господин
по фамилии Углаков желает ее видеть.
Идя по направлению к
зале, вглядывалась в светящийся круг, образуемый пламенем свечи; возвращаясь назад, усиливалась различить какую-нибудь точку в сгустившейся мгле.
Отпустив Бибикова, Николай с сознанием хорошо исполненного долга потянулся, взглянул на часы и
пошел одеваться для выхода. Надев на себя мундир с эполетами, орденами и лентой, он вышел в приемные
залы, где более ста человек мужчин в мундирах и женщин в вырезных нарядных платьях, расставленные все
по определенным местам, с трепетом ожидали его выхода.
Получив град толчков, так как
шел всецело погруженный в свои мысли, я наконец опамятовался и вышел из
зала по лестнице, к боковому выходу на улицу. Спускаясь
по ней, я вспомнил, как всего час назад спускалась
по этой лестнице Дэзи, задумчиво теребя бахрому платья, и смиренно, от всей души пожелал ей спокойной ночи.
Вся эта немногосложная и ничтожная
по содержанию сцена произошла на расстоянии каких-нибудь двух минут, но мне показалось, что это была сама вечность, что я уже не я, что все люди превратились в каких-то жалких букашек, что общая
зала «Розы» ужасная мерзость, что со мной под руку
идет все прошедшее, настоящее и будущее, что пол под ногами немного колеблется, что пахнет какими-то удивительными духами, что ножки Шуры отбивают пульс моего собственного сердца.
Мы повиновались. Спуск с колосников
шел по винтовой железной лестнице. В
зале буря не смолкала. Мы
шли по сцене, прошли к тому месту, где сидела дива. Мы остановились в двух шагах. Худенькая, смуглая, почти некрасивая женщина очень небольшого роста. Рядом с ее стулом стоял представительный господин во фраке.
Присяжные стали перешёптываться друг с другом: лица у них нахмурились, и на лицах судей тоже явилось что-то недовольное. В
зале стало тихо; с улицы донёсся мерный и тупой шум шагов
по камням, —
шли солдаты.
Они не
пошли в комнату, где собирались товарищи, а сели в общей
зале в углу. Было много публики, но пьяных не замечалось, хотя речи звучали громко и ясно, слышалось необычное возбуждение. Климков
по привычке начал вслушиваться в разговоры, а мысль о Саше, не покидая его, тихо развивалась в голове, ошеломлённой впечатлениями дня, но освежаемой приливами едкой ненависти к шпиону и страха перед ним.
Пятого декабря (многими замечено, что это — день особенных несчастий) вечерком Долинский завернул к Азовцовым. Матроски и Викторинушки не было дома, они
пошли ко всенощной, одна Юлия ходила
по зале, прихотливо освещенной красным огнем разгоревшихся в печи Дров.
Так как она была высока ростом и хорошо сложена, то участие ее в живых картинах считалось обязательным, и когда она изображала какую-нибудь фею или
Славу, то лицо ее горело от стыда; но в спектаклях она не участвовала, а заходила на репетиции только на минутку,
по какому-нибудь делу, и не
шла в
зал.
Вызванным Багговут приказал
идти в фехтовальную
залу, которая была так расположена, что мы из классов могли видеть все там происходившее. И мы видели, что солдаты внесли туда кучу серых шинелей и наших товарищей одели в эти шинели. Затем их вывели на двор, рассадили там с жандармами в заготовленные сани и отправили
по полкам.
Когда все вошли в
залу, то Мильшинский был еще там и, при проходе мимо него Тюменева, почтительно ему поклонился, а тот ему на его поклон едва склонил голову: очень уж Мильшинский был ничтожен
по своему служебному положению перед Тюменевым! На дачу согласились
идти пешком. Тюменев
пошел под руку с Меровой, а граф Хвостиков с Бегушевым. Граф
шел с наклоненной головой и очень печальный. Бегушеву казалось неделикатным начать его расспрашивать о причине ареста, но тот, впрочем, сам заговорил об этом.
Граф в своем освеженном туалете
пошел бродить
по совершенно еще пустым
залам.
— Я явлюсь к вашей супруге! — повторил еще раз Долгов, не спросив даже, когда супруга генерала переедет в Москву и где она будет жить; а затем он
пошел бродить
по залам клуба, высматривая себе кого-нибудь в слушатели.
Так торжественно прошла во мне эта сцена и так разволновала меня, что я хотел уже встать, чтобы отправиться в свою комнату, потянуть шнурок стенного лифта и сесть мрачно вдвоем с бутылкой вина. Вдруг появился человек в ливрее с галунами и что-то громко сказал. Движение в
зале изменилось. Гости потекли в следующую
залу, сверкающую голубым дымом, и, став опять любопытен, я тоже
пошел среди легкого шума нарядной, оживленной толпы, изредка и не очень скандально сталкиваясь с соседями
по шествию.
— И вы тоже! — обратилась она, протянув другую руку мне. — Вот и прекрасно; у каждой дочери
по кавалеру. Ну, будем, что ли, чай пить? Иденька, вели, дружочек, Авдотье поскорее нам подать самоварчик. А сами туда, в мой уголок, пойдемте, — позвала она нас с собою и
пошла в
залу.
На самом краю сего оврага снова начинается едва приметная дорожка, будто выходящая из земли; она ведет между кустов вдоль
по берегу рытвины и наконец, сделав еще несколько извилин, исчезает в глубокой яме, как уж в своей норе; но тут открывается маленькая поляна, уставленная несколькими высокими дубами; посередине в возвышаются три кургана, образующие правильный треугольник; покрытые дерном и сухими листьями они похожи с первого взгляда на могилы каких-нибудь древних татарских князей или наездников, но, взойдя в середину между них, мнение наблюдателя переменяется при виде отверстий, ведущих под каждый курган, который служит как бы сводом для темной подземной галлереи; отверстия так малы, что едва на коленах может вползти человек, ко когда сделаешь так несколько шагов, то пещера начинает расширяться всё более и более, и наконец три человека могут
идти рядом без труда, не задевая почти локтем до стены; все три хода ведут, по-видимому, в разные стороны, сначала довольно круто спускаясь вниз, потом
по горизонтальной линии, но галлерея, обращенная к оврагу, имеет особенное устройство: несколько сажен она
идет отлогим скатом, потом вдруг поворачивает направо, и горе любопытному, который неосторожно пустится
по этому новому направлению; она оканчивается обрывом или, лучше сказать, поворачивает вертикально вниз: должно надеяться на твердость ног своих, чтоб спрыгнуть туда; как ни говори, две сажени не шутка; но тут оканчиваются все искусственные препятствия; она
идет назад, параллельно верхней своей части, и в одной с нею вертикальной плоскости, потом склоняется налево и впадает в широкую круглую
залу, куда также примыкают две другие; эта
зала устлана камнями, имеет в стенах своих четыре впадины в виде нишей (niches); посередине один четвероугольный столб поддерживает глиняный свод ее, довольно искусно образованный; возле столба заметна яма, быть может, служившая некогда вместо печи несчастным изгнанникам, которых судьба заставляла скрываться в сих подземных переходах; среди глубокого безмолвия этой
залы слышно иногда журчание воды: то светлый, холодный, но маленький ключ, который, выходя из отверстия, сделанного, вероятно, с намерением, в стене, пробирается вдоль
по ней и наконец, скрываясь в другом отверстии, обложенном камнями, исчезает; немолчный ропот беспокойных струй оживляет это мрачное жилище ночи...
Мы встали и
пошли бродить
по комнатам. В конце анфилады их широкая дверь вела в
зал, назначенный для танцев. Желтые шелковые занавески на окнах и расписанный потолок, ряды венских стульев
по стенам, в углу
залы большая белая ниша в форме раковины, где сидел оркестр из пятнадцати человек. Женщины,
по большей части обнявшись, парами ходили
по зале; мужчины сидели
по стенам и наблюдали их. Музыканты настраивали инструменты. Лицо первой скрипки показалось мне немного знакомым.
С половины двенадцатого до половины первого
шел четвертый утренний урок для старших классов; а в половине первого снова
по звонку все бежало в общую
залу к двойному ряду столов, где всякий за обедом занимал свое обычное место.
Но ежедневные музыкальные мучения нисколько не подвигали дела, и казалось, что чем более я повторял заученные
по пальцам пьесы, тем чаще пальцы мои сбивались с толку; так что однажды Крюммер за завтраком при всех учителях громко через всю
залу спросил меня: «Ты, большун, или это все та же пьеса, которую ты два года играешь?» Чаша горести перелилась через край: на другой день, набравшись храбрости, я
пошел в кабинет директора и объявил ему, что готов
идти в карцер и куда угодно, но только играть больше не буду.